четверг, 28 апреля 2016 г.

Случайный разговор

Небольшой рассказ, написанный давным-давно.
...
- Помолчи, пожалуйста. Мне и так больно... Я не могу так больше.
- Ладно, всё. Остановись. Куда ты шла, когда чёрт тебя дернул поздороваться со мной?
- На крышу той многоэтажки. Хотела научиться летать... А ты куда шёл?
...

Всё слишком переменчиво в этой жизни. Одна встреча, один разговор может дать больше, чем годы бесцельного блуждания в лабиринтах собственной души.
___________________________________________________

- Привет.
- Привет. Кто ты?
- Я? Да так, никто. Почему ты спросил?
- А почему ты поздоровалась со мной?
- Не знаю. Захотелось в последний раз кому-то вот просто так сказать это чёртово "Привет".
- Почему же в последний? Что-то случилось?
- Нет. Не совсем... Да какая тебе, к чёрту, разница? Отвали. Иди, куда шел.
- Что?!... Нет, постой! Что не так? Тебе плохо?
- Хм... Ладно. Ну а ты сам посуди: вот ты - человек, с которым я знакома всего три минуты... Да нет, боже, я даже имени твоего не знаю! ... и вот, допустим, люди, которых я считаю близкими, с которыми я знакома больше десятка лет, а то и всю жизнь... Так вот, ты сейчас стоишь тут, рядом со мной, мокнешь под дождем, тратишь своё драгоценное время, чтобы узнать, что же такое стряслось с неизвестной прохожей, а они все: друзья, родственники, - им всем не до моих проблем, им плевать на мою боль, на моё невыносимое одиночество, мои страхи и чувства, желания, мысли... И хорошо, если они просто игнорируют меня или забыли, а то бывает и пошлют, и оскорбят, и в душу плюнут. Так вот.
- ... В этом и есть твоя проблема?
- А, думаешь, недостаточно для того, чтобы день ото дня сходить с ума, плакать ночами в подушку, резать собственную кожу до крови, только лишь для того, чтобы боль на мгновения затмила собой и одиночество, и обиду, и пустоту в душе? Думаешь, одиночество - это сущий пустяк?
- Не знаю. Не думал об этом...
- А ты попробуй! Не день, и не два, и даже не год! Проживи 17 лет без настоящей любви, без друзей, без эмоций?!
- Но... Нет, знаешь, я тебе не верю, что все так плохо. А как же родители? Как же друзья? У всех есть друзья!
- Да. У меня есть родители, но они не то чтобы не помнят моего первого слова, они забывают порой, как меня зовут, и что я вообще существую. Друзья? О, да! Моя любимая больная тема. У меня за всю жизнь было всего четыре друга, двое из которых перестали для меня существовать, еще до того, как мне исполнилось 10. А двое других... я не знаю, как теперь, но раньше я им доверяла, любила их всем сердцем... Только любовь, блин, должна быть взаимной!
- М-да ... Ну и как теперь, ты общаешься с этими двумя?
- Иногда. Но теперь все так искусственно, так натянуто, неискренне ... Я чувствую, что встречаются они со мной, только если больше никто другой не смог с ними пообщаться, а я до сих пор им рада, как последняя дура. Я прекрасно осознаю, что не нужна им больше, что у них начался новый этап в жизни, но всё никак не могу отпустить прошлое... и безумно по ним скучаю. И ненавижу их за это! Чёрт. Уйди, а? Мне слишком больно об этом говорить. Не хочу сейчас разрыдаться перед тобой.
- Ну, подожди! Со старыми не клеится, так заведи новых!
- А я не могу!
- Почему же?
- А вот человек я такой отвратительный! Не принимаю я новых людей, боюсь знакомиться, разучилась верить, боюсь открывать людям душу, боюсь людей! Я изгой по жизни, понимаешь? Я никто, пустое место, серое пятно! Никому я не нужна со своими проблемами, нытьем и прочей мерзостью! Самой от себя противно...
- Ты... ты не горячись, слушай. Ты не пустое место. Ты человек, ты личность со своими естественными притязаниями на счастье. Не плачь...
- Что ты вообще понимаешь в счастье, человек без имени?! Скройся с глаз моих долой, пожалуйста.
- Есть у меня имя. Меня зовут Джей. А тебя?
- Ну, допустим, Кэт. Что дальше-то, личность с притязаниями на счастье?
- Хочешь, я буду твоим новым другом? А? Посмотри мне в глаза? Ведь хочешь?
- А смысл? Ты такой же, как и все.
- Значит, стану не таким. Ведь ради друзей меняются! Хочешь, я пообещаю тебе, что никогда не предам и не брошу?
- Обычно уже в этих словах закладывается зерно будущего предательства...
- Отнесись ко всему иначе, ну же! Мысли позитивно. Ведь посмотри, мы с тобой сейчас свободно общаемся, и ты, несмотря на весь твой страдальческий вид, не выглядишь такой уж одинокой в данную минуту. Признай, тебе даже интересно.
- Хорошо. Допустим, мы с тобой подружились... Все так... "неплохо", но в один прекрасный день кто-то из нас влюбится, и вся дружба пойдет прахом. Или еще хуже: я в тебя влюблюсь, или ты в меня, а потом нелюбящий друг возненавидит влюбленного, начнет его избегать, и вот опять конец. Или я, из своего дурного характера, брошу тебя, предам, отвергну искренний порыв, причиню тебе боль, а потом буду до конца дней страдать от этого. Лучше уходи побыстрее, пока я не начала жалеть, что послала тебя, моего возможно-невозможного друга.
- Я не уйду.
- Глупец.
- Теперь этот глупец твой друг, твой близкий человек!
- Пойми же ты - тебе это не нужно! Не нужны нормальному человеку такие "друзья", как я!
- А это не тебе решать.
- Ты такой упрямый, аж дрожь берет. От омерзения. Не уйдешь - ударю тебя.
-Тогда бей сразу - вот обе моих щеки, да хоть куда бей, не жалко.
- Я уже тебя ненавижу.
- Какая же ты глупенькая. Не плачь.
- Да, я тупая дура! Давай, оскорбляй меня, унижай ... вам же это так нравится, уважаемые "личности".
- Можно тебя обнять?
- Что? Зачем? Ты окончательно свихнулся?
- Да. А еще ты сейчас так похожа на маленького напуганного ребёнка.
- Уйди. Убери свои руки, заткнись и уходи. Я устала плакать. Я устала говорить. Устала жить среди всего этого.
- А теперь ты меня послушай, маленькая эгоистка!
- Что? Ну давай... хуже уже не будет.
- Ты жалуешься на свое одиночество, ненужность никому, серость, а сама требуешь чего-то непонятного.
- Не нравится - уходи.
- На все вопросы один ответ. Уже не остроумно, девочка. Хочешь я тебе скажу одну вещь? Я тебя понимаю, очень хорошо, но ты меня - нет.
- И в чем же суть твоего рассказа?
- А в том, что я еще большее, чем ты одиночество, что всех своих близких я безвозвратно потерял, похоронил родителей, похоронил годовалого сына и жену, похоронил своё прошлое. Неделю назад мне поставили страшный диагноз, окончательный приговор, и не поможет мне уже никакое лечение... Я медленно умираю, боясь уже потерять даже память о моём, некогда счастливом, прошлом. Я всё цепляюсь за жизнь из последних сил, в мои-то двадцать три, а ты сейчас вот так запросто, без единой эмоции говоришь мне уходить. А, может, и правда - пора?
- Прости! Прости, я не знала, правда! Мне очень жаль...
- Всем жаль.
- Но я не хотела тебя обидеть!
- Обидела, тем не менее. И хватит уже слезы лить! Я же не плачу...
- Мне жалко тебя... Жалко себя... И... Ненавижу я этот мир!
- Наивное дитя. Маленький эгоистичный ребёнок - вот кто ты. Улыбнись, Кэт. Смотри, вон солнце из-за туч выглянуло. Для тебя, наверное...
- Помолчи, пожалуйста. Мне и так больно... Я не могу так больше.
- Ладно, всё. Остановись. Куда ты шла, когда чёрт тебя дернул поздороваться со мной?
- На крышу той многоэтажки. Хотела научиться летать... А ты куда шёл?
- Чтобы встретить тебя.
- Но мы же не знакомы...
- Ты мне приснилась... Знаешь, я боялся не успеть встретить тебя.
- И что же было в твоем сне?
- Мы с тобой летели вместе... с крыши той многоэтажки.
- Тогда пойдём?
- А ты хочешь?
- Не знаю. Боюсь.
- Тогда, пожалуй, отложим это дело?
- Ну, да...
- Пока...
- Стой.
- Что?
- Позволь мне пойти с тобой?
- Мало тебе страданий в жизни? Я же скоро умру...
- Это тебе страданий слишком много. Не спрашивай больше ничего... Да, я мазохист, каких еще свет не видывал. Так что, нужен тебе такой друг?
- Только при одном условии...
- Ну?
- Когда я умру, ты отпустишь меня летать... развеешь мой прах...
- На нашем месте?
- Да. На крыше той многоэтажки...




среда, 20 апреля 2016 г.

Час расплаты

Короткое произведение, набросок, можно сказать, написанный в экспериментальной форме. Нельзя назвать полноценным рассказом даже... Это попытка описать эмоции "конца".
_________________________________________________________________

Он проснулся примерно в третьем часу. В холодном поту, почти что в бреду.
Встал, несмотря на пронзающую боль . Дрожащими руками судорожно потер лицо, глаза,  -  лишь бы кошмар ушел, отступил назад… в небытие. Туда ему и дорога.

Так мучительно было видеть эти маленькие, бледные руки, тянущиеся к нему из тьмы.
Слишком резало уши и сердце это хрипящее «Спаси!».

В квартире пугающе тихо. Кажется, даже часы замолкли. Стоят, выжидая рассвет.
Кругом густая, почти осязаемая тьма, поглотившая все вокруг.

Идёт наощупь, скользит вдоль стен по памяти – необходимо добраться до спасительной пачки сигарет.

За окнами все та же тьма. Дым вылетает в ледяную пустоту. Тепло оставшейся дрёмы и сна медленно вытягивает зима.

Страх всё никак не отпустит. Кажется, там во тьме, за углом, за спиной, да везде, вокруг эти руки и голос – снова она.

Не хватит человеку сил оттолкнуть дитя, предать еще раз – нельзя.

Он дрожит, боясь увидеть полные слёз глаза.

Последняя затяжка, гаснет мерцающий огонёк. Сердце гонит адреналин к мыслям, бросающимся наутек… от самого леденящего кошмара.

Тишина. Ни звука, ни шороха, даже собственное дыхание слышно, словно из другой комнаты.
Минута молчания, пронесенная сквозь бесконечность страданий.

В память о той, что стоит за спиной, что стоит и молчит, глядя в душу.

Кричит, у него в голове, эхом прошлого раня сознание, невинное, ушедшее в мир иной по его вине, маленькое создание.

«Спаси меня, слышишь, спаси! Протяни мне руку, забери меня из этой тьмы…»

Снова и снова этот дрожащий голос, срывающийся на крик.
Он сжимает кулаки, подавляя страх и ненависть к себе, не в силах оглянуться назад, не в силах сказать «нет».

«Прости…»

«Останься со мной! Подождем рассвет!»

«Уходи. Оставь меня!».

Тихий всхлип, вздох неровный, полный боли и немого крика - кошмар, обратившийся в явь.
Последнее слово, последняя мысль – практически преступление.

Отрезан единственный путь к отступлению. Страх не позволит сделать ни шагу назад. А совесть упрямо колит в сердце, болью пуская по левой руке импульс нервный,  так опасно и так ощутимо приближая Ад.

Сознание охвачено мучительной лихорадкой воспоминаний, тело дрожит, бесконтрольно катятся слёзы… И чувствует он прикосновение её ледяных маленьких пальчиков на своей побледневшей коже.

Она медленно, будто нарочно растянутыми движениями берёт его за руку, крепко, до боли впиваясь в горячую ладонь обкусанными ногтями, смотрит на мужчину снизу вверх огромными синими глазами:

«Я знаю, что страшно, не плачь - никто тебя не услышит и не спасёт. Никто, слышишь, никто уже не придёт. И поверь мне, не я твой палач. Ты сам. Не можешь простить себя за то, что много лет назад оттолкнул, бросил меня. Но я прощаю».

«Хочешь сказать, настал мой час?»

«Всегда настаёт час расплаты…»

Он, через силу, сквозь панику, первый раз после того рокового дня, повернулся, увидел всё то же прекрасное дитя. Лишь доверие в ее глазах сменилось гневом. И нарастая, мерцая, пылая, гнев ослепил двоих, обездвижил, ударил горящим хлыстом. Дитя растворилось во мраке. 

Убийца рухнул на пол.
Настал час расплаты.
Распахнуты двери палаты, карта ложится на стол, словно дело окончено – приговор, который он сам себе вынес.
Никто не пришёл. Она говорила, он знал.
Последний вздох. Это конец.

Час настал.



воскресенье, 17 апреля 2016 г.

Простите

Всякое бывает....
Май 2016.
_______________________

Простите за то, что плачу...
Простите за то, что грустно... 
Пусть солнце и светит ярче,
В душе мой так же пусто.
Простите, что временами
Я вас огорчаю серьёзно.
Простите, я не специально,
Простите, мне просто слёзно.
Ведь мне никогда не хотелось
Ни слов этих ваших жалости...
Оставьте для тех, кто нуждается.
Я справлюсь, вы не расстаивайтесь.
Так получилось, простите ли,
За внутренний хаос и мрак?
Я стану лучше, поверьте мне,
Но сейчас, и не так.

четверг, 7 апреля 2016 г.

На грани...

Еще один рассказ. Несмотря на все его недочеты и примитивность сюжета, он важен мне лично. Спасибо за внимание.

***

Ухожу прочь из серого дома. Оставив окна открытыми. Пускай серый снег врывается с октябрьским ветром в комнату. Не жалко.
Улицы серые и холодные, люди – такие же. Противный мокрый снег с порывами ветра летит в лицо, я прикрываюсь воротом пальто. Иду по центральному проспекту мимо сотен безразличных лиц. В глаза светят фары автомобилей, кто-то сигналит, кто-то кричит… Звуки и свет смешиваются в монотонный шум. Я  слепну среди этой серости, иду по знакомому маршруту практически наощупь, а изнутри накатывает паника. Повторяю, как мантру: «Спокойнее, тише», - но организм плевал на мои уговоры. Сердце стучит быстрее моих шагов, хочется сорваться на бег, но нельзя.
Спокойнее. Тише.
Отвлечься бы сейчас на что-нибудь… Куда иду? Меня пригласила на день своего рождения девушка, которую я когда-то любил. Мне нужно пройти лишь пару кварталов.
Что я ей подарю? В кармане холодной рукой сжимаю коробку с кольцом, на которое потратил почти всю зарплату. Я должен сделать ей предложение выйти за меня замуж, ведь она так надеется, так ждёт… Я не могу разочаровать её.
Дурацкая идея - вспомнить это всё. Волнение только усилилось. В глазах темнеет, но ничего, не впервые. Я даже без цветов. А какие она любит? Розы, может? Или тюльпаны?
А, может, к чёрту эти цветы?!
Не могу. Трудно дышать. Бежать, бежать! Вперёд. Я не опаздываю, но тороплюсь куда-то. Тут идти 10 минут, а я вышел за полтора часа.
Проклятый снег. Не могу больше. Бегу. Бегу, толкая прохожих. Изнутри рвётся крик. Я не должен кричать. Перекрёсток. Почти на месте.
Из общего шума вырывается омерзительный сигнал автомобиля. Сквозь белёсый свет его фар вижу красный сигнал светофора напротив. Резкий толчок. С болью вырывается крик.
Нет.
Шум распадается на голоса, они что-то кричат. По шее за шиворот стекает что-то тёплое. Не чувствую снега. Всё гаснет и меркнет, погружаясь в абсолютную тьму. Тишина.
***
 - Почему вы не можете пустить меня к нему? Я его невеста!
- Девушка, я вас прекрасно понимаю, но я правда не могу вас пропустить. В больнице аврал! Отделения переполнены, нас вот-вот закроют на карантин!
- Я только должна увидеть его! Пожалуйста… - из глаз девушки хлынули слёзы. – У меня сегодня день рождения…
- Боже… Ладно, бегом. Я вас здесь не видела.
Медсестра резко развернулась и отошла к столу, где уже полторы минуты разрывался телефон. Девушка распахнула двери и практически бегом кинулась на второй этаж. Полчаса назад ей на телефон поступил звонок с номера любимого, где чужой голос в трубке сказал, что некоего гражданина без документов с данным мобильным телефоном сбила машина, когда тот перебегал дорогу на красный сигнал светофора. Она не могла поверить, была в шоке. В красивом платье и с почти готовой причёской она стремглав вылетела из дома, на такси, поторапливая водителя поспешила в больницу, по дороге чудом дозвонившись до приёмного отделения, где ей сказали, что он в реанимации.
Вокруг и правда была какая-то нездоровая суета, вдоль стен стояли каталки с больными, доктора и медсестры сновали туда-сюда с капельницами, уколами, в масках. Но её это волновало меньше всего.
Белые двери, над которыми крупными красными буквами написано «Реанимационное отделение», были открыты. Она осторожно вошла. Кругом закрытые двери, над которыми красным горит «Не входить!». Где он?
Одна из дверей распахнулась, прижав девушку к стене. Из помещения санитары вывезли каталку с накрытым телом, следом вышел врач.
- Простите… я знаю, что не должна находиться здесь, но я ищу того мужчину, которого сбила машина… мне сказали, что он здесь.
Доктор непонимающе и как-то отстраненно смотрел на посетительницу. Молчал. Девушке казалось, что его молчание длится вечность, сердце стучало, изнемогая от волнения. Доктор махнул в сторону соседней палаты и ушел, не сказав ни слова.
Было страшно, страшно до боли. Она открыла ту самую дверь, поражаясь, как ее вообще пропустили в реанимацию…. Перед ней возникла ошеломляющая картина. Это был он. Весь в бинтах, к нему тянулись какие-то трубки, провода. Медсестра не сразу заметила, что кто-то вошел, хлопоча около пациента.
- Простите…- сказала она неловко и подавленно.
Медсестра вздрогнула и с негодованием подошла к вошедшей.
- Что тебе здесь нужно? Это реанимация! Вон!
- Он мой жених…
Девушка упала на колени и расплакалась. Красивый макияж потек по щекам. В палате воцарилась тишина, наполняемая лишь сдавленным плачем и сигналами аппаратов. Медсестра присела рядом, стянув с лица маску.
- Он в коме, ты ему ничем сейчас не поможешь. Даю тебе пять минут, просто побыть с ним, потом я лично тебя выведу.
Девушка кивнула и кинулась к постели, где лежал бездвижно покалеченный молодой человек, тот, которого она любила, ее мрачный принц, недоверчивый и ворчливый, но идеальный во всем…. Единственный. На грани жизни и смерти.
Она сквозь слезы шептала ему о том, как он ей дорог и важен, о любви, просила, молила выжить и поправиться. Поцеловала его на прощание в чуть-теплые губы.
Потом рука в резиновой перчатке и знакомый голос вырвали ее от него. Медсестра тянула вдоль палат, каталок, сквозь суету и крики, сквозь неприятный запах и бряцанье склянок, железный скрежет колес, сотни голосов. Девушке было все равно. Перед глазами все еще был он, с бинтами на голове, с трубками и проводами.
Они подошли к черному ходу. Рука в перчатке все еще крепко сжимала руку девушки.
- Послушай, он в изолированной палате, ему ничего не угрожает, но ты сюда больше не приходи. По городу эпидемия, видишь, сколько народу в больнице. Иди домой, поспи. И береги себя.
- Какая еще эпидемия? – словно очнувшись ото сна, встревоженно спросила девушка.
- Не известно, - медсестра пожала плечами. – Уже больше десятка трупов, у новеньких те же симптомы….
- Какие?
- Постой, - сестра словно что-то вспомнила и тут же полезла в карман халата. – Это он сжимал в руке, когда его нашли.
Девушка взяла из ее рук маленькую красную бархатную коробочку.
- Спасибо.
***
 Ненавижу утро. Открою глаза – предо мной будет всё та же комната, что и последние 10 лет моей жизни, тот же вид из окна на соседний дом и помойку… Та же самая серость. До тошноты.
- Какой сегодня день недели? – вслух произнес человек, не открывая глаз.
В ответ лишь скрипнула форточка, которую он почти всегда держал открытой.
- Как обычно… Странно, я не помню, что было вчера, - продолжал он сам с собой. – И позавчера, хотя, голова не болит, а, следовательно, я не с похмелья. Странно всё это.
Наконец, он открыл глаза и поднялся с постели. Скрипела не форточка, а целая створка оконной рамы, в комнату влетал снег, но холода не чувствовалось, вообще ничего не хотелось. Молодой человек закрыл окно и надел свитер, чисто машинально. Так же машинально пошёл в ванную комнату, почистил зубы. Машинально побрёл на кухню, чтобы выпить кофе… Чего-то не хватало, но он ещё не мог понять чего. Чего-то важного, но такого непостижимого.
Пока закипал чайник, он вспомнил, что хотел узнать, какой сегодня день. Шлёпая босыми ногами по паркету, мужчина прошёл обратно в спальню, где около кровати на тумбочке должен был лежать его смартфон. Он огляделся тревожно, не найдя искомый предмет на привычном месте. Его взгляд зацепился за куртку, валявшуюся на полу и казавшейся мокрой и грязной. Он поднял кожанку с пола, она действительно была немного влажная наощупь, покрытая застывшей грязью, словно бы её уронили в лужу. В кармане явно что-то лежало. Хозяин куртки запустил с долей отвращения руку в правый карман и вытащил оттуда мобильник с треснутым экраном и красную бархатную коробочку. Телефон был выключен, не реагировал даже на зарядку.
На кухне вовсю кипел чайник. Мужчина со злостью швырнул телефон на пол и пнул куртку в дальний угол комнаты, еще больше приукрасив серый хаос комнаты.
***
Даже интернета не было. Мир катится к чертям.
На настольном календаре красным маркером была выделена дата – 19 октября. Что это за дата? Взгляд мужчины метался в поиске ответа хоть на один из интересующих его вопросов. Рукой он автоматически залез в карман джинсов и вновь наткнулся на коробочку.
Он вытащил ее, открыл – даже бриллиант  на кольце сверкнул как-то блекло и неуверенно, казавшееся недавно таким красивым, теперь, кольцо выглядело дешево и уродливо. Поймав глазами вновь «19 октября», парень понял, что хотел подарить кольцо на день рождения своей девушке. Это было вчера? Или будет завтра? Или сегодня?
Абсолютно запутавшись, он тонул в своих мыслях. О ней, о жизни, о себе…
Он подошёл к окну, не видя того, что за ним. Зачем разглядывать то, что видел уже сотни тысяч раз?
Так, стоя у окна и глядя вглубь себя, человек понял, чего не хватало. Звуки. Он слышал только себя и тот шум, что создавал сам. Никаких стуков за дверью, шорохов за стенами, шума за окном. Ничего. Взгляд сфокусировался на улице. На серой, невзрачной, знакомой до невозможности, но абсолютно пустой улице. Да, во дворе стояли автомобили, но всё вокруг было неподвижно и как-то чересчур серо.
***
Он не верил своим глазам. Шёл по пустынному городу – вокруг ни души. Он даже крикнул пару раз, но эхо растворилось в тишине. Перекрестки мигали оранжевыми сигналами светофора, как ночью, ветер гулял по улицам, вороша высохшую траву на газонах, покрытую едва заметным мелким снежком.
Зайдя в супермаркет, он так же не обнаружил никого. Парень прошёлся вдоль стеллажей с продуктами, остановился около ряда спиртных напитков. Задумался: открыть и выпить или…
Первая. Вторая. Третья.
Бутылки с фирменным коньяком летели на пол, разбиваясь вдребезги. В нос ударил резкий запах. К чёрту этот магазин. Немного усилий – и весь стеллаж с алкоголем летит на пол.
Шум немыслимый, а к нему даже не подбежала охрана.
На выходе он захватил пачку сигарет и зажигалку, и покинул супермаркет со странными, однако, чувствами.
«Да, я хотел однажды, чтобы мир лишился людей, но это так странно. И даже страшно. Я ненавижу себя за свою же беспомощность, и, всё же, почему именно я остался? И куда делись все остальные? Весь, мать его, город просто растворился!
Может, это сон?»
Он достал из кармана куртки нож и провёл лезвием по ладони. Тут же образовалась красная полоса, наполняющаяся кровью, но боли не чувствовалось. Почти. Ощущения, вроде бы, и были, но какие-то размытые, стало ещё больше не по себе. Сердце вновь зашлось в панике.
Раз в этом городе нет никого, зачем же себя  сдерживать?
***
«Следующий день оказался как две капли похожим на предыдущий. Никого, ничего – пустота. Я не понимаю, что это за место. Я знаю эти улицы, дома, кварталы… Но это не мой город. Какая-то нелепая картинка. Имитация. И выхода отсюда я тоже не вижу: информацию добыть неоткуда, ни одна машина не заводится, а идти куда-либо пешком – не вариант, хотя…».
Он встал из-за компьютерного стола, натянул куртку, зашнуровал ботинки и вышел прочь из своей квартиры, не закрыв за собой двери. Нечего терять, когда потерян ты сам…
На улице дул прохладный ветер, пахло сыростью, будто вот-вот снова повалит мокрый снег, но этого не произойдет, ведь погода не менялась уже четыре дня подряд. Четыре безжизненных дня. Четыре дня тотального одиночества. Четыре дня безысходности.
Поворот, снова улица, по которой он десять лет ходил в школу, мигающий светофор на перекрестке, через пару кварталов дом его девушки, недалеко цветочный ларёк, где она подрабатывала, и где они лет пять назад совершенно случайно завязали знакомство.
Нет, там никого нет, он проверял, трижды.
«Куда я иду? Зачем?.. Может быть, я мёртв? Тогда где я?
Нет, чушь. В аду намного хуже, а в раю намного лучше, если верить всем этим писаниям. Или они были не правы. Или не прав я.
Это все бессмысленно. Бессмысленно моё здесь существование, ведь я не для кого, не для чего. Я – просто я, жалкое подобие человека. И самоубийство – не выход. Я проверял. Дважды».
***
За следующим поворотом городская больница № 21, поликлиника и медгородок. Парень вспомнил, что перед входом, на территории больницы, был красивый парк с фонтаном, у которого он любил играть в детстве, когда приходил навещать бабушку.
Напрямую, через автомобильные дороги, при отсутствии всяческих помех, он дошел до парка за три минуты, но, как и все вокруг, увиденное его разочаровало. Парк был по-октябрьски безжизненным, серым и мрачным, фонтан не работал, но что-то в этом месте было не так, что-то встревожило его, заставило насторожиться.
***
Здание поликлиники, наверное, было бы пугающе мрачным и тихим, с леденящей кровь атмосферой, если бы человек, вошедший внутрь через главный вход, не был полностью уверен, что здание абсолютно пусто, как и всё вокруг.
Но все же, в поликлинике было что-то иначе. Если весь город, словно бы замер, застыл в своем обычном порядке, то здесь же, царил какой-то хаос, будто это место покинули в спешке, после какого-то чрезвычайного происшествия или… Бумаги, медицинские карты были разбросаны по полу, мигал сигнал экстренного вызова врачей «неотложки», из больничных корпусов были вывезены каталки, скамьи у регистратуры небрежно сдвинуты, чтобы максимально освободить проход ко входу в отделение терапии.
«Что здесь вообще творится?» - в мыслях вертелся лишь один вопрос,  мужчина растерянно озирался по сторонам, перед глазами возникали странные видения бегущей и страдающей толпы, что покинула это место. Почему? Внутри вновь начала нарастать паника, сердце вдруг застучало быстрее, к горлу подступило удушливое чувство страха, в висках пульсировала кровь, стуча громкими частыми ударами, отдавая мерцанием в глазах, шум в голове.
Что-то вызывало жутчайший страх. Что-то присутствовало здесь, помимо него, что-то странное, лишнее в этой пустоте, как и он сам…
В одном из коридоров переходов между корпусами эхом раздался детский голос и частые мелкие шажки, переходящие в бег.
Ему хотелось бежать, стало невозможно жутко от осознания того, что он не один. Но куда бежать? И кто там был? Быть может, это лишь игры его сознания, измученного серостью одиночества и безысходностью его существования. Безжалостное подсознание подкидывало страшные, пугающие звуки, видения.
Бежать от них или за ними?
А вдруг?...
Он кинулся вдоль царившего кругом хаоса в тот переход, откуда донеслись звуки. Сам он не мог выдавить из себя даже простого : «Кто здесь?», но сердце наполнялось надеждой на то, что это не призрак и не галлюцинация.
Снова какой-то посторонний шум, совсем рядом. Этот кто-то так же насторожен, этот кто-то боится, как и он сам, этот кто-то за стеной. Сердце стучит слишком быстро, даже не двигаясь, сбивается дыхание. Он боится спугнуть того, кто за стеной, он просто боится того, кто за стеной.
Нужно что-то сказать… действия все погубят.
- Ты здесь? – хрипло и неуверенно прошептал парень.
- Кто ты? – шепотом, спустя значительную паузу, вопросом на вопрос ответил детский голос.
Он не знал, что ответить…Но он не мог потерять контакт.
-  Я… Я тебя не обижу. Я совсем один. Если не боишься, выйди оттуда.
Из-за поворота к психиатрическому отделению, осторожно, почти на цыпочках вышла девочка лет десяти. Она была очень напугана, руки, её бледные тоненькие руки тряслись, теребили края вязаной серой кофты, но она вышла.
Спутанные рыжие волосы почти полностью прикрывали лицо, все в веснушках, и большие серые глаза, со страхом и любопытством одновременно разглядывали сидящего на полу, тоже напуганного, незнакомца.
- Спасибо, - прошептал он.
Она подошла чуть-ближе с уже большей долей доверия и присела рядом на корточки.
- Как тебя зовут? – наивно и так по-детски спросила она.
- Самсон. Просто Сэм. А тебя?
- Соня.
Девочка протянула руку парню, он пожал её. Тёплая, намного теплее, чем его собственная, живая… Он потянула его с необыкновенной силой для ребенка, Сэм встал на ноги.
- Откуда ты здесь? Здесь раньше никто не появлялся… - начала она.
-  Я и сам не знаю, - честно ответил Сэм. – Я просто однажды проснулся у себя дома, а вокруг никого. Город пуст…Я ходил по пустым улицам, искал кого-то или чего-то, но не натыкался ни на что, кроме серости и пустоты. Я слабо помню, что было до этого, и абсолютно не знаю, что происходит сейчас, и что будет…
- Я тоже никого на улице не видела… Правда, я редко выхожу из медгородка. Я тут оказалась, когда мама сказала, что пора отключать меня от аппаратов, которые поддерживали мою жизнь.
- Откуда ты это знаешь? – удивился Сэм.
-  Пусть я и провела три года в коме, но я всё всегда слышала. Слышала, как мама плакала, просила меня вернуться, но ведь я всегда была здесь… Хочешь я покажу тебе мою палату? – внезапно сменила тему девочка.
- Хорошо.
Соня взяла Сэма за руку и потащила прочь от психиатрического отделения, к отделению интенсивной терапии и неврологии на третьем этаже. Лифты не работали, но пешком было подниматься легко. Впервые Сэму стало интересно, что же будет дальше, пускай и от его будущего его отделяло всего каких-то несколько шагов.
Соня открыла двери отделения интенсивной терапии неврологии и местного отделения реанимации, уверенно подошла к палате номер два и открыла дверь. Перед глазами двоих открылась странная картина, вернее, странная только для Сэма: на кроватке лежала та же самая девочка, не отключенная от аппарата…. Это было невероятно, невообразимо, никак не укладывалось в его уме.
- Где мы? – растерянно спросил парень.
- В больнице, ты что не видишь?! – с некоторым недовольством сказала она.
- Но почему ты тут и там? – поражался он.
- Потому что меня не успели отключить, потому что я  еще жива.
С этими словами Соня отпустила руку Самсона и подошла к своей кровати, присела рядом и погладила девочку в коме по руке.
- Я редко прихожу к себе. Странно смотреть на свое спящее тело, которое не хочет впустить меня… Потрогай ее! – позвала она Сэма. – Я же теплее, чем она!
Самсон взял левую руку спящей  девочки и правую руку той, что разговаривала с ним. Действительно,  малышка в коме была неимоверно холодна, а та, что сидела рядом, излучала тепло.
- Как это может быть?...
- Не знаю. Может, ты тоже, как и я?
Последний вопрос Сони взбудоражил потерянное и испуганное сознание Сэма. А что, если?!.. Кто они? Где они? Он установил для себя чётко, что должен найти хотя бы один из ответов на многочисленные вопросы, что никак не шли у него из головы.
- И самое страшное, что ты можешь быть права! – внезапно выпалил Сэм.
- Что в этом страшного? Пошли поищем тебя? Здесь все равно почти нечем заняться… - как-то равнодушно сказала девочка и снова схватила парня за руку.
Они вышли из того отделения, где лежала Соня, и вернулись к главному входу.
- Отсюда можно прийти в любое отделение. Я знаю все ходы. Ты где мог лежать?
Самсон задумался, воспроизводя обрывки воспоминаний ближайшего своего прошлого. Серость, люди, работа, день рождения, кольцо… Все эти отдельные фрагменты никак не хотели вставать в правильной последовательности, показав, наконец, Сэму картину целиком.
- Ты не из роддома, не из венерологии, судя по всему, не из туберкулезного… - озадаченно и сосредоточенно рассуждала Соня, подперев рукой подбородок и прибрав за ухо волосы с левой части лица.
- Наверное, стоит проверить что-то общее… Терапию, хирургию… там могут быть реанимационные отделения, аппараты жизнеобеспечения и прочее.
- Ты прав, пошли туда.
Девочка уверенно потянула парня за собой в центральный холл мимо регистратуры и справочного пункта, затем налево, на второй этаж в корпус терапии. Обстановка там еще ужаснее, чем внизу или в неврологии, перевернутые каталки, разбитые или пустые склянки, перевернутые полки с карточками больных… Над входом в реанимацию мигала, потрескивая, вытянутая ртутная лампа. Сэму стало не по себе, по спине пробежали мурашки, и сердце заколотилось быстрее. Он почувствовал, что маленькая детская рука, тянувшая немного вниз, сжала его руку покрепче, словно бы говоря тем самым: «Не бойся».
Они вместе вошли в отделение реанимации. Там в душном помещении с восемью дверями и одной тускло светящейся табличкой «Выход». За первой дверью – операционная, за второй – так же, но все забрызгано кровью, будто бы здесь только что совершили кровавое убийство. Сэм тут же закрыл двери, прикрыв глаза девочке рукой. Оставалось еще шесть дверей.
- Ты точно не была здесь раньше? – спросил Сэм.
Соня отрицательно помотала головой.
- Я только до внешних дверей доходила, тут страшно…
- Выбирай, какую дверь откроем? – сказал ей Самсон.
- Ты уверен, что ты здесь? – дрожащим голосом спросила девочка.
Самсон кивнул. Соня встала в центре помещения, так, что ее рыжие волосы в тусклом свете таблички «Выход» казались темно-бардовыми, она закрыла глаза и шепотом спросила: «где ты?». Парень смотрел на девочку в ожидании того, какую же дверь она решит открыть. Прошло с минуту, прежде чем она повернулась к палате, что была напротив первой операционной. Девочка подошла к двери, но не осмелилась открыть.
- Давай ты? – посмотрела она на Сэма.
Тот сделал глубокий вдох и повернул ручку двери. Соня была права. В реанимационной палате на аппаратах жизнеобеспечения лежал тот самый Самсон, покалеченный, с разбитой головой, сломанной рукой, весь бледный… Начала складываться картинка того последнего дня, как накатил приступ паники, как он рванул на «красный», как его сбила машина, как он в последние секунды почувствовал облегчение от того, что сегодня не придется делать предложение Еве.
- Подойди к нему, - шепнула девочка, сама сделав несколько  шагов к телу.
Сэм нехотя подошел к самому себе, искалеченному и обездвиженному, он выглядел жалко, жалко и нелепо со всеми этими трубками и проводами.
- Значит, я тоже в коме? – обреченно спросил он как бы у самого себя.
- Выходит так… - задумчиво и печально подтвердила Соня.
Самсон присел рядом со своим телом и прикоснулся к здоровой руке. Они были абсолютно одинаковой температуры. Он вопросительно поглядел на девочку.
- Я в коме уже три года, а ты еще совсем недавно, может быть, поэтому моё тело остывает?.. В конце концов, мама хотела меня отключить, и я бы тогда умерла совсем.
Самсон долго сидел обдумывая все, что узнал за сегодня, Соня вертелась вокруг, разглядывая аппараты и трубки. Не верилось, что нашелся хоть кто-то, невероятно, но  он в одночасье получил ответ на один из главных своих вопросов с момента первого пробуждения в этом месте. Это было так сложно и логично одновременно. Интуитивно он понимал, что девочка и он сам зависли где-то между двумя мирами, что их души, заплутавшие в пустынном городе, что-то держит еще здесь, на земле, но вот что?
- Слушай, Сэм… - прервала глубокие раздумья девочка, - уже пять часов мне нужно сходить кое-куда… Ты посидишь с собой или можешь со мной пойти, как хочешь.
«Куда?! Куда ей нужно в пять часов?! Ведь ничего не работает, никого нет! Или…»
- А куда ты? – спросил Сэм.
- К бабуле, - как ни в чем ни бывало ответила она и пошла к выходу.
Самсон направился за ней: « Бабуля! Кто ещё здесь есть?»
Они спустились вновь в главный холл, но на этот раз пошли к переходу к психиатрическому отделению. Коридор был длинный, но светлый, окон было много, правда все они были зарешечены, но все же было куда комфортнее, чем в терапии. Когда они пришли к основному корпусу, Соня достала из кармана кофты ключи и открыла решетчатую дверь перед входом в отделение, затем основную. Движения были на автомате, значит, «бабулю» она навещает уже  давно…
Холл психиатрии был светлым и не было извечного  хаоса, творившегося в больнице. Казалось, что сквозь решетки в это серое здание даже слегка пробиваются солнечные лучи.
- Кто это, бабуля? – спросил Сэм.
- Это моя бабушка… Она лежит в этой больнице.
-  Она что, тоже в коме?
- Нет, психов в коме держат в терапии, у вас… Она просто осталась со мной. Помню, когда мама подписывала бумаги, чтобы меня отключили, ее привели ко мне… Она много плакала, говорила, что я могу вернуться, только ее никто не слушал. Потому что только она нас видит в том мире. Она хорошая, она тебе понравится!
«Бабуля, это я! У нас гости!», - прокричала в пустоту, казалось бы, Соня, но в ту же секунду послышался скрип больничной койки и шаркающие шаги. Вскоре из дверей одной из палат вышла полная женщина, лет шестидесяти, в коричневом вязаном платье, поверх которого был надет медицинский халат, в руках она держала тряпичную куклу с рыжими волосами, подозрительно похожую на Соню.
Девочка, увидев бабушку, кинулась бегом к ней в объятия. Сэм робко шёл навстречу им, надеясь, что даже если «бабуля» немного сумасшедшая, то все же она сможет дать хоть какие-то ответы на вопросы. Когда она подняла взгляд от внучки к новому посетителю, ее глаза были встревоженно-удивленными, но не было того помутнения, что бывало у психбольных.
Сэм подошел к женщине ближе. Соня взяла его за руку и подвела совсем близко.
- Бабуль, ты видишь его?
- Конечно, так же ясно, как и тебя, малышка, - спокойно ответила она.
- Простите… Вы не в коме, но как вы можете быть здесь? – не выдержал Сэм.
- Погоди с вопросами, - улыбнулась женщина.  – Пройдем ко мне в палату, там и поговорим.
Самсону за полторы недели обитания в полнейшем одиночестве общество двух человек казалось каким-то праздником, и он впервые за несколько лет испытывал это жгучее чувство любопытства и некоей радости, от ожидания чего-то, кого-то.
В палате «бабули» было вполне уютно, хотя и по-больничному скромно. На стене висел приклеенный скотчем, рисунок Сони для бабушки, из зарешеченного окна пробивались уже совсем настоящие лучи солнца, на койке у подушки сидел потрепанный и заплатанный медвежонок Тедди.
- Меня зовут Нелли, - представилась «бабуля» и протянула Сэму руку, он принял рукопожатие. – А тебя?
- Я Сэм… Я тоже тут в больнице… В коме на втором этаже, - неуверенно пробормотал он в ответ.
Нелли оглядывала его пристальным взглядом, держа за ручку Соню. Она глянула куда-то  в сторону, а затем продолжила:
- Ты недавно здесь, так?
- Да, полторы недели…
- Почему же ты раньше не пришел в больницу? Здесь, конечно, помощи не дождешься нынче, но, хотя бы кто-то есть, - улыбнулась Нелли.
- Я все ходил по пустому городу, среди всех этих домов, машин, мигающих светофоров, ветра и вечной, непробиваемой серости, среди одиночества и пустых домов, окон, в которых никогда не зажигается свет… Я не понимал, что происходит, и до сих пор не понимаю толком!
- Это ничего, - Нелли взяла его за руку, и все они присели на койку. – Главное, что ты не потерялся, ты пришел к жизни, а значит, ты не потерян.
- Вы можете объяснить, что происходит? – спросил Сэм.
- Здесь, где ты и Соня, или там, где я?
Этот вопрос «бабули» поставил Самсона в абсолютное замешательство. Он сидел, глядя в одну точку, и усиленно пытался осмыслить это всё.
- Здесь, мы между жизнью и смертью, но все еще живы… Думаешь, что должны быть другие в таком случае? С твоей стороны – да, так можно подумать, а если посмотреть с моей стороны, ведь, как ты уже понял, я не в коме, то все куда плачевнее, Сэм.
- Так расскажите мне, Нелли, умоляю!
Женщина задумалась, гладя по волосам куклу. Затем обратилась ко внучке:
- Соня, девочка, сходи к себе, попробуй поговорить с ней… Мне нужно обсудить кое-что  с Сэмом наедине.
Соня послушно кивнула, схватила с койки медвежонка и побежала прочь из отделения. Нелли закрыла дверь на ключ и вернулась на место.
- Ты верно сказал, Сэм, город пуст. Тебя не насторожил хаос, царящий по всем отделениям клиники? Не отвечай, я, думаю, что - несомненно. Я вижу ту сторону жизни, где ты, как и моя бедная Соня – всего лишь два тела, запертые в реанимационных палатах, обмотанные проводами и трубками, подключенные к аппаратам жизнеобеспечения.
-Так что же там? – взволновано спросил парень, глядя в добрые и грустные темно-карие глаза «бабули».
- Смерть.
После этих ее слов яснее не стало. Стало страшно, вновь участился пульс. Что все это значит? Неловкую паузу прервала Нелли:
-  Знаю, тебе сложно это принять, но ровно полторы недели назад официально объявили о странной эпидемии, поразившей большинство стран мира. Да, представь себе, все жили спокойно, иногда в больницы поступали странные пациенты с одинаковыми диагнозами, так длилось на протяжении трех лет, но случаи смерти в больничных условиях составляли всего лишь десятки в год, это нельзя признать эпидемией. Симптомы такие, что сначала больной чувствует большую слабость, теряет сознание – это первые пять дней, затем – неделя затишья в подавленном депрессивном состоянии, тут-то многие просто кончали с собой, после недели молчания, вирус «расцветал во всей красе», как говорится – кровотечения без причин, внутренние и внешние, частые кровоизлияния в мозг, беспричинные разрывы жизненно важных внутренних органов, разложение заживо и многое другое…
- Но как?! Почему мы здесь? Почему только мы?! Ч-чёрт!
- Я год назад была доктором в терапии, поэтому знаю, что к чему, но когда я начала слышать, а потом и видеть тех, кто оказывался «на грани», меня списали. Моя дочь, Марта, подписала бумаги, но так и не смогла прийти в тот день, когда Соню должны были отключить. Она покончила с собой, хотя я и предупреждала ее, что грядёт нечто страшное, что против вируса нет препаратов, не существует лечения! Все ученые, рискнувшие взяться за разработку лекарства, погибли, пав жертвой нашего главного врага.
Вчера в терапии умер последний пациент, город пуст, Сэм. Тела жгут погибающие работники крематория,  помогаю тем, кто еще жив в психиатрии, но чувствую, что самой мне осталось не долго.
Нелли сняла халат: ее руки были покрыты красными гноящимися ранами и волдырями, - она была заражена.
- А как же мы? Те, кто в коме!
- Не знаю, насчет тех, кто в других клиниках и городах, быть может, с ними то же, что и с вами, но эта зараза вас не коснулась, и вряд ли из-за вашей изоляции, ведь с вами до последнего контактировали зараженные сёстры и доктора. В нашей больнице вас таких всего двое – ты  и моя Соня. Она чиста, хотя я каждое утро прихожу в ее палату, чтобы поговорить с ней с «той» стороны, а не с этой, касаюсь ее, но она чиста… берегу её, ведь у девочки есть шанс, я верю.
- Нелли, мне очень жаль…
- Ничего, мальчик мой. Всем нам когда-нибудь придет конец, рано или поздно. Но я рада, что Соня нашла тебя! Ведь, по крайней мере, теперь она, даже если не выйдет из комы, будет не одна, Сэм. Пообещай мне!
Нелли смотрела ему в глаза, сжимая его руку в своих. Сэм поднялся с кровати и присел на одно колено рядом с женщиной:
- Я не брошу её.
Женщина молча обняла парня. Он знал, что она плачет, но не чувствовал ее слёз.
- Чтобы вернуться «туда», как бы здесь ни было безопасно, вы должны контактировать со своими телами, стараться выйти из этого места. Здесь нет жизни, Сэм…
- Но если жизни нет и «там», то есть ли смысл бороться?
- Смысл есть всегда. Вы должны жить. Раз вас минула участь всего города, то, кто знает, быть может, вас ждет новое будущее? – голос Нелли дрожал, чувствовалось ее сожаление и нежелание уходить, но время было неумолимо, как и этот странный вирус.
- Я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Сказал Самсон и вышел из палаты, затем из отделения. Он решил пройтись до парка, выйти на улицу, чтобы всё обдумать, но выйдя из больницы, парень наткнулся на ту же серость и прохладу.
«Странно,- подумал он, - в окна больницы светило солнце, но здесь всё тот же мрак. Куда идти? Идти ли?». Самсон присел на скамью напротив фонтана, думая о «том» мире, где умирают один за одним люди, о странном мире, где существуют не умершие. Он снова вспомнил Еву, кольцо… Жива ли она еще? Или ее постигла та же участь. Его безумно беспокоил вопрос «стоит ли пытаться вернуться?». Его беспокоила близкая смерть «бабули», и то, как на это отреагирует бедная Соня, милый ребёнок, который должен был умереть, который застрял вместе с ним здесь, черт знает, где. Милая бедная Соня.
Стоило Сэму подумать о ней, как маленькие тёплые руки сомкнулись на его глазах.
- Угадай кто?!
Соня смеялась. Бедный, несчастный ребенок.
- Неужели?! Соня? – попытался изобразить в своем голосе Сэм удивление и радость.
- А кто же еще? – смеясь спросила она. – Ты поговорил с бабулей?
- Да,  я многое понял, малышка…
- Ты говоришь об этом так грустно. Почему? Бабуля сказала тебе что-то плохое? – обеспокоенно поинтересовалась девочка.
- А тебе она, что обычно говорит, когда общается с тобой? – осторожно спросил Самсон.
- Она рассказывает мне интересные вещи, она ведь доктор! Учит анатомии, но чаще, рассказывает мне сказки, как я любила в детстве, рисует со мной, и рассказывает про маму. Я их очень люблю. Бабуля рассказала тебе про маму?!
- Нет, пока еще нет, она рассказала мне про то, что нужно быть ближе к своему телу и еще, попросила приглядывать за тобой, пока она занята «там». Мы же подружимся? – как можно бодрее спросил Сэм.
- Конечно, - Соня посмотрела парню в глаза этим честным, преданным детским взглядом. – Мы с тобой похожи…
- Тогда завтра, когда пойдем к бабушке Нелли, я послушаю ее рассказ про маму вместе с тобой, ты не против?
Соня широко улыбнулась и обняла Сэма.
Это было лучшее мгновение за последнее время, что здесь, что «там».
***
«Остаться, или вернуться домой?... Здесь есть кто-то, а там я останусь вновь наедине с собой и своими мыслями. Да и потом, Нелли сказала, что нужно быть ближе к телу…»
Самсон понял внезапно, что его волнует то, что творится «там». Он снова запустил руку в карман, чтобы достать коробочку с кольцом. Он открыл её, бриллиант блеснул среди серости этой стороны мира, словно бы на него упал луч солнца, которого здесь, все-таки, не было. Он вспомнил Еву, свои обещания ей, их совместные мечты, затем свои собственные мысли по поводу того, что все это самообман.
Нет, идти домой теперь не было смысла. Сэм решил остаться в больнице.
На улице начали пролетать мелкие колкие снежинки, которые лишь ранили лицо, но не холодили тело. Парень пошел к главному входу клиники. Там, среди хаоса и беспорядка, он выбрал себе небольшой кожаный диванчик, освободил его от какого-то тряпья, и присел, сложив на груди руки.
- Сейчас бы горячего чаю…- в пустоту серого полумрака сказал он.
Послышались шаги со стороны ординаторской. Вскоре появилась Соня, она огляделась и, найдя взглядом Сэма, подошла к нему.
- У нас тут нету чая, Сэм… - она грустно посмотрела куда-то вдаль. – Тут не зачем пить чай и кушать. В смысле, это нужно не нам здесь, а нам -  «там».
-  Я знаю, - Сэм пригласил жестом девочку присесть рядом, она села. – Хотя там, у себя дома, я даже заваривал кофе….
- Это иллюзия. Бабуля рассказывала.
- Это была очень качественная иллюзия, в таком случае, - улыбнулся Сэм. – Аромат свежесваренного кофе… Хотя, тогда он меня волновал не так сильно…
Соня молчала, слушая об аромате кофе и переживаниях нового друга, понимая, что уже не помнит, как пахнет еда и напитки, ее тело питают растворы, перед носом лишь однообразный запах больницы. Сэм все рассказывал, обо всем подряд… Его было интересно слушать, даже немного интереснее, чем бабулю.
- Я тут подумал, что если мы можем создавать такие иллюзии, как запахи, ощущения, то это все отражается и у нас в голове. Быть может, если мы сможем напрячь свое воображение, приложим силы, то сможем пробудить наши тела? Что думаешь?
- Возможно… - Соня потупила взгляд к полу. – Только вот тебе это будет намного легче, ведь я в коме уже три года… Я почти не помню ни запахов, ни вкусов. Бабуля сказала, что мне придется заново учиться ходить…
- Это все преодолимо, слышишь? Тебе ведь еще жить и жить! – возмутился Сэм. – Ты хочешь «туда»?
- Не знаю. Здесь я могу бегать и говорить, здесь есть бабуля, и ты теперь… А что «там»? Я подслушивала бабулю, я знаю, что мама умерла, что бабуля заразилась…
Девочка обняла свои тоненькие коленки руками и заплакала. Сэм прекрасно понимал, что сам не знает, что его ждет по «ту» сторону. Он положил руку на плечо девочки, она была по-прежнему тёплой, почти горячей…
- Пойдем к тебе в палату? – предложил Самсон.
- Зачем?
- Посидим у тебя. Просто… Твоя палата уютнее, чем этот холл.
Они встали, Соня как обычно повела Сэма за руку в свое отделение, в палату номер два отдела неврологии, интенсивной терапии. Интуитивно Сэм догадывался, что чем больше она становится настоящей, теплой и живой здесь, то тем скорее растворяется «там». Ему не хотелось терять её, ведь это была просто маленькая девочка, которая должна жить, раз уж ее миновала участь всего города.
Присев по бокам кровати, где лежало тело Сони, они оба посмотрели на девочку.
- Сэм, кто мы? – дрожащим голосом спросила она.
-  Я не знаю… Души, может… Разум наших тел?
- Бабуля не говорит мне, кто я. Я спрашивала много раз, кто я здесь, но она уходила от вопроса.
Сэм взял за руки Соню и её тело.
- Мы не призраки, это я знаю наверняка, - сказал парень. – Мы ведь  не ходим сквозь стены, и можем взять друг друга за руки, чувствуя тепло…Нам бы только вернуться «туда».
- Ты так «туда» рвёшься? – скептически, уже почти совсем по-взрослому, спросила Соня, Сэм задумался. – Тебя там что-то держит, тянет обратно? Какой смысл из пустоты возвращаться в пустоту?
- Знаешь…, - начал Самсон, но вновь повисла тяжелая пауза. – Я двадцать пять лет жил и видел перед собой пустоту, серость, не видел ни в чем смысла и жил чисто на автомате, понимаешь? Просто делал то, что было нужно, или то, что говорили делать. Да, я думал о чем-то своем, кое-как, но сформировался как личность, но не видел будущего. Словно бы я всю свою грёбаную жизнь прожил здесь, а не «там». И что теперь?
- Что?
- Теперь я не знаю ничего, что ждет меня «там», кроме моего покалеченного тела, но впервые в жизни я вижу перед собой цель – вернуться и сделать свое будущее, каким бы пустым и серым ни было все по ту сторону…
- Вернуться ради себя самого? – переспросила девочка.
- Возможно…
- Не к кому-то, не ради чего-то…
- Ты – твоя цель, - пояснил Сэм.
В глазах девочки блестели слёзы, но Сэм знал, что она его поняла так, как нужно. Они сидели молча, держа ее тело за руки, гладя по мягким рыжим волосам.
- А что с тобой случилось, почему ты в коме? – Спросил Самсон.
- Я точно не помню… Мне было лет шесть-семь, тогда нас с мамой бросил отец. Это было даже к лучшему, потому что он бил маму и часто ругался. Но напоследок, уходя, он захотел на нести маме еще один удар… Я так не хотела, чтобы мама снова плакала. Кажется, он попал мне вот сюда той железной штукой, - Соня показала на шрам в районе виска, который обычно скрывали волосы. – А после этого я часто стала бывать в больнице. Бабушка ненавидит его, она говорит, что это из-за него у меня проблемы с головой. Я стала часто падать в обморок, у меня шла кровь из носа… А однажды… Я упала и не очнулась. Мама и бабуля привезли меня сюда, так я теперь тут и лежу. Даже выросла немного…
Соня грустно улыбнулась и прилегла на плечо своего тела. По ее щечкам текли слёзы. Сэм погладил девочку по голове.
- Я не знаю, что ей сказать, чтобы она впустила меня обратно… - разочарованно прошептала Соня.
Сэм незаметно взял в руки холодные пальчики тела Сони, погладил их ласково.
- Ты чувствуешь?
Соня отняла руки от лежащего тела, она чувствовала прикосновения Сэма через «ту» сторону. Девочка улыбнулась.
- Видишь, связь есть. Она обязательно впустит тебя обратно, только надо следовать советом твоей бабушки. Раз уж она способна видеть и нашу сторону и «ту», то ее совет – единственная наша надежда.
Соня утвердительно кивнула, встала с кровати, подошла к Сэму и обняла его за шею.
- Спасибо, что нашёл меня. Знаешь, я так боялась остаться одна…
***
- Мама, я должна сходить к нему в последний раз! Я умру, если не увижу его, - в слезах упрашивала лежащую в запачканной постели обычной квартиры, почти обессилевшую мать, девушка.
- Ева… Это больница… - задыхаясь отвечала мать, - рассадник болезни! Ты видишь, что творится со всеми нами… - женщина закашлялась, девушка подала ей стакан воды. – Там, там наверняка уже все погибли… выгляни в окно, Ева, трубы крематория дымят и день, и ночь… Ты заразишься и умрешь!
Женщина снова закашлялась, из ее глаз скользнули две прозрачные слезы.
- Мам, мы обе знаем, что скоро нам придется расстаться… И меня в итоге постигнет та же участь, что и тебя, раз и врачи погибли, и некому нас  спасти. Но пока есть хоть капелька, хоть один процент вероятности, что он там, и, может быть, жив,  я должна сходить туда!
Рука со вздувшимися венами, покрывшаяся грубыми морщинами, отпустила худую бледную руку Евы. Девушка встала с краешка кровати, поцеловала мать в лоб и вышла прочь из комнаты.  В прихожей ее ждал собранный рюкзак со всем, что она сочла необходимым взять с собой. Ева обулась, надела пальто, шапку и вышла из квартиры, захлопнув дверь. Конечно, ее грызла совесть за то, что она оставляет больную маму совсем одну, но вот уже три месяца она почти что не выходила из квартиры, но каждый день думала о том, кто лежал там, в «рассаднике заразы», в городской клинической больнице номер 21.
Транспорт давно перестал ездить по дорогам города, машины стояли брошенные вдоль обочин, мигали оранжевым светофоры, словно ночью, но теперь так было все время. Прохожие почти перестали попадаться на улицах уже с месяц назад, весь город сразила эта неизведанная, могущественная и непреодолимая сила. Ева часто вспоминала тогда слова медсестры, что проводила ее из палаты любимого в тот день к выходу, что отдала ей коробочку с колечком, которая Ева теперь носила на безымянном пальце правой руки. Она любила своего Самсона, любила, и больше всего надеялась, что он успеет вернуться до того, как она падёт жертвой безжалостного вируса.
Она почти бежала, мелкий снег летел в лицо, раня ее бледные щёки, путаясь в длинных чёрных волосах, но он больше царапал кожу, а не морозил. Знакомые до боли кварталы и улочки, залитые когда-то солнцем и кипящие жизнью, теперь, как любил говорить Сэм «серые и унылые», были безжизненны, пусты.
Девушка пробежала мимо своей старой школы, из-за угла которой послышался какой-то звук, похожий на хрип, по всему телу была страшная слабость, но её держала сила веры и ожидание встречи, такое зыбкое, но в то же время, такое острое.
Вскоре она была уже около медгородка. Ева остановилась, переводя дыхание. Было страшно, хотелось плакать, хотелось убежать и одновременно лететь туда, где должен был быть он. Девушка сделала глубокий вдох и пошла к центральному входу. Ей рассказывали, что после всего происшедшего в клинике творился страшнейший хаос, но такого она не могла себе представить. Кругом были сдвинутые скамьи, разбитые стекла, листы из больничных карт пациентов, какое-то тряпье, следы рвоты и крови, стоял какой-то непонятный скрежет и слышались отдаленно людские голоса. Хуже, чем в самом страшном фильме ужасов, что она так любила смотреть со своими Сэмом ночью, на  диване, укрывшись тёплым пледом.
Лифты не работали, но Ева помнила тот путь на второй этаж в отделение терапии, в блок реанимации. Здесь уже никого не было. Стоял неприятный запах болезни и смерти. Еще была тишина, нарушаемая лишь цоканьем ртутных ламп на потолке и каким-то приглушенным жужжанием. Девушка помнила тот день до мелочей, ее двадцать второй день рождения. Она открыла, зажмурив от страха глаза, ту самую дверь, где в последний раз видела Сэма.
Это было странно, но почти ничего не изменилось. Он так же лежал на своей койке, аппарат показывал ровный пульс, провода и трубки были на месте, за исключением того, что он еще немного похудел, он выглядел даже здоровее самой Евы. Она искренне улыбнулась, подошла к нему, стирая со щек слезы, покатившиеся градом, села на краешек койки и обняла парня. Какой он был тёплый! Он не пах болезнью и даже лекарствами, он сохранил тот самый, свой «родной» запах, что она так любила. Ева взяла его за руку.
Она молча сидела рядом с ним, не веря своему счастью. Он жив, пускай и спит, пускай и где-то не здесь, но это пока… Она решила остаться в больнице, рядом с ним. До конца.
***
- Пять часов, Сэм, надо пойти к бабуле!
Соня тянула за руку парня, что сидел рядом со своим телом.
- Подожди чуть-чуть! Я что-то чувствую…
Кольцо, что Сэм постоянно сжимал в руке в кармане джинсов, было необыкновенно теплым, с учетом того, что в последнюю неделю, сам он стал слишком холодным на ощупь по сравнению со своим телом.
Соня, не стала ждать и побежала одна. Нелли сказала накануне, чтобы к пяти явились они оба. Сэм отпустил кольцо, руку своего тела, и кинулся за девочкой. На первом этаже он догнал Соню, и они вместе пошли к бабуле.
Они не виделись с ней всего один день, но то, что они увидели, войдя в ее палату, потрясло их обоих. Все стены были исписаны одной лишь фразой «Memento mori», Нелли, сильно похудевшая и постаревшая еще лет на двадцать, сидела на своей койке, раскачиваясь взад-вперед, обняв рыжую тряпичную куклу, бормотала себе под нос что-то, что почти невозможно было разобрать, тихо, голосом глубоко больного и обреченного человека.
«Марта, милая Марта…»
Раскачивалась, словно баюкая себя, теперь только похожая на пациента психдиспансера, Нелли, «бабуля», всегда рассказывавшая что-то доброе и внушающее надежду. Невероятные метаморфозы. И эта фраза, губящая  весь оптимизм. Рисунок Сони, что висел напротив койки был снят, лежал на столе чуть смятый. Соня плакала.
- Бабуль… - тихо прошептала она. – Бабуль…
Женщина повернулась к вошедшим не переставая раскачиваться на месте.
«Марта, милая Марта…»
Всё, что она могла сказать. То ли они не успели к пяти ровно и часики Сони отстали, то ли время здесь и «там» шло как-то не соразмерно…Девочка кинулась к бабушке, обняла её, но  от Нелли не последовало никакой реакции, она все бормотала себе под нос, не замечая внучку, уж не говоря о Сэме.
Парень подошел чуть ближе и позвал Соню. Она не хотела уходить. Пришлось уговаривать. Когда девочка разомкнула объятья и встала с койки, сознание Нелли внезапно прояснилось и она обернулась к ним.
- Это конец, Сэм… Помни о смерти, помни… И береги её.
Соня вновь обняла бабушку, на этот раз не безответно. Она дала ей в руки рыжую куклу и поцеловала в щёчку.
- Теперь всё в ваших руках, детки… Сонечка, помни и знай…
- Мы все умрем? – сквозь слезы прервала она бабушку.
- Я люблю тебя, мой ангел,  - спокойно и так по-доброму произнесла Нелли.
- Я тоже люблю тебя, бабуль! – почти выкрикнула девочка и обняла ее еще сильнее.
Все трое в этой комнате всё понимали. Это конец. Или начало. Это новый этап.
Сэм молча стоял в углу, глядя в пол, смиренно ожидая, пока Соня попрощается с бабушкой, он думал о Еве, снова сжимая в руке кольцо. Его мысли прервал голос Нелли:
- До свидания, Сэм… Я верю в тебя. Я верю тебе. Не приходите завтра… Завтра не будет, - по щеке женщины, сверкнув в лучике солнца, которое почему-то всегда было в ее палате, скатилась слеза. – Для меня уже не будет. Береги ее, пожалуйста, и не дай остаться здесь. А теперь идите…
***
Всю ночь Сэм сидел, прижимая к себе Соню, баюкая ее, пытаясь утешить, хотя сам с потерей Нелли ощущал себя брошенным ребенком, и ощущал невыносимую печаль. Они сидели рядом с телом маленькой Сони, около койки, на полу, опершись спинами о стену, сидели и молчали.
Девочка обнимала куклу и периодически тяжело вздыхала, хлюпая носом. В третьем часу ночи она уснула, Сэм перенес ее на соседнюю кушетку, а сам сел рядышком с телом Сони. Он сам не заметил, как девочка, сжала его руку тоненькими тёплыми пальчиками, как из ее глаз потекли слёзы.
Когда он осознал, что произошло, он переметнул взгляд к той Соне, что лежала на соседней койке, без аппаратов и проводов… Силуэт девочки таял в лунном свете, она была почти прозрачной. Он знал, что не подвёл Нелли, что не дал её внучке остаться на этой стороне. Самсон просидел у кровати до утра. С первыми лучами рассветного солнца, девочка, с которой он был знаком здесь, с которой общался и играл… Она растаяла. Маленькая пациентка Соня Миллер открыла глаза спустя три года… И даже не позвать врачей, и некому к ней подойти…
«Надеюсь, ты догадаешься, что теперь мы по разные стороны миров…»
***
«Бабулечка, прости меня, если я что-то делала не так в этой жизни, милая… Прости, что все эти три года ты так переживала обо мне. Я очень тебя люблю…»
Соня открыла глаза, но тут же зажмурилась. Это ослепительное солнце светило прямо на неё, глаза защипало, хотя из них и без того катились слезы.
« Я что, осталась в палате бабули?» - подумала девочка, но нет. Вокруг все было знакомо и обыкновенно. Это была её палата. Что-то мешалось возле носа, она хотела поправить, убрать, но рука ее не слушалась. Глаза постепенно привыкли к солнцу, вокруг неё были провода и трубки, аппарат поддержания жизни мерно жужжал, ее пульс на экране отображался мерными зигзагами.
«Неужели! – подумала девочка. – Неужели я вернулась?! И это «та» сторона… Вернее… теперь уже эта»
Потом ее мысли снова вернулись к той стороне, где она последний раз видела бабулю, где остался Сэм, в её голове сформировалась одна цель – научиться как можно скорее шевелиться и ходить, чтобы дойти до реанимации в отделе терапии, чтобы разбудить Сэма, а потом… Потом дойти до палаты бабули, что бы там ни было.
«Нужно начинать с малого, как учила бабуля…- вспоминала Соня. – Сначала один пальчик, потом другой…. Она говорила мне, что тело проснётся позже, чем голова…»
***
«Что же… Теперь, похоже, я один здесь. В психиатрию я не пойду. Соню я больше не вижу. Нужно идти к себе, чтобы помочь малышке «там»… Нужно идти»
Самсон печально побрёл из опустевшей палаты номер два, к себе в реанимацию терапии. Камень в кольце Евы блестел, как слезки Сони, когда она прощалась с бабушкой в залитой солнцем палате. Сейчас он отдал бы все, чтобы увидеть еще раз Еву, надеть на её пальчик это кольцо… Ничто так не лечит депрессию как необходимость жить, ради кого-то ради чего-то, ради себя… Теперь даже ради себя, потому что он нужен той девочке в палате номер два. Он зашёл к себе. Его тело лежало так же неподвижно, но что-то здесь было не так…
Самсон вспомнил то самое чувство, когда впервые здесь зашел в больницу – чувство присутствия кого-то. Он не боялся теперь, его сердце стучало ровно, что здесь, что « по ту сторону», на мониторе. Кто же здесь? Сэм вспомнил, как Соня почувствовала его прикосновение на расстоянии. Это  было оно. Кто-то был с ним рядом на «той» стороне. Кто-то держал его за руку, кто-то гладил по щеке…
Соня бы не смогла так быстро встать, хотя Сэм все еще не был уверен в том, что время здесь и «там» идет одинаково. Да и не ее это были прикосновения. Они были тяжелее, они были чувственнее. Кольцо в руке было почти горячим, он поднес его к свету и пригляделся к бриллианту, сверкавшему даже в таком скудном освещении всеми своими гранями, что же в них отражалось, словно бы разбитое на тысячи осколков?
Самсон повернулся лицом к своему телу, глядя на него боковым зрением… Сомнений почти не было… Это Ева. Она жива, и она здесь, на ее руке кольцо… Поэтому он чувствовал тепло. Это всегда было ее тепло.
«Пора возвращаться», - подумал парень. Его голова закружилась, стало не по себе…
Он присел на краешек своей койки и обратился к себе самому:
- Эй, Сэм! Я нужен тебе там, я нужен Еве, я нужен девчонке! Пожалуйста!
***
- Сэм!
Оглушительный крик вырвал его из глухой тишины. Милая Ева, вся в слезах…
Здоровой рукой Самсон вытянул из себя все эти трубки, тянувшиеся от аппаратов. Рука слушалась плохо, но все же шевелилась. Ева кинулась его обнимать, как только он зашевелился. Чувствовалось теперь и дыхание, и боль и… жизнь. Это не был счастливый конец.
- Привет, - сказал Сэм, глядя Еве в глаза.
Она плакала, улыбалась и плакала.
- Мы не виделись четыре месяца, милый…
Больше она ничего не могла из себя выдавить, она только плакала и обнимала его, на правой руке ее было то самое кольцо со сверкающим бриллиантом. Самсон понятия не имел, как оно все же к ней попало, но в душе был рад, что все это время оно их связывало. Он любил эту девушку когда-то…
- Я люблю тебя, Ева.
Она смеялась ему в плечо и продолжала плакать. Конечно, пережить все это было слишком для одной хрупкой беззащитной девушки.
***
-Эй, я уже шевелю руками, смотри!
В палате номер два было светло и уютно. Ева пошла вниз, чтобы приготовить чай и раздобыть что-нибудь поесть. Сэм сидел на койке рядом с Соней. Рыжая куколка лежала на одеяле. Девочка неосторожными и резковатыми движениями взяла парня за руку. Самсон улыбнулся.
- Я же говорил, что все получится.
- Я знала это. Просто боялась, Сэмми…
Ее голос немножко дрожал, она все еще переживала из-за бабушки.
Самсон встал с кровати и поднял Соню на руки. Для десятилетнего ребенка она была очень лёгкой. Была такой своей…
 Он поднёс девочку к окну. За окном кружился редкими мягкими хлопьями снег и светило солнце. Зима прикрыла весь ужас, который оставила после себя осень и эпидемия. Печи крематория больше не дымили.
***
- Перед тем, как поехать, милая, мы должны кое-то показать тебе, - Ева взяла Соню за руку и помогла ей встать с койки.
- Куда мы пойдём? – спросила девочка.
- Во двор, недалеко от фонтана.
Потихоньку, неуверенными шажками они спустились вниз, Соня шла, несмотря на то, что ноги ее плохо слушались.
Май был внешне похож на обыкновенную весну, пели птицы, было тепло, только вот людей теперь нигде не было… Ева подвела девочку к большому раскидистому дубу напротив фонтана. Под деревом была аккуратно уложена могила и надгробный камень, где было выгравировано:
 «Нелли С. Миллер
1957-2016.
Любимая бабушка,
хороший друг,
лучший доктор,
Покойся с миром»
Соня присела рядом и положила на теплый, нагретый солнцем камень руку.
- Покойся с миром, бабуля…
Послышался скрип тормозов, ко входу в парк подъехал автомобиль, оттуда вышел Самсон  и направился к Еве и Соне. Девочка посмотрела на парня снизу вверх глазами, полными слез:
- Спасибо, что похоронил её по-человечески, Сэм.
- Она была мне другом, малыш. Но теперь нам нужно ехать.
Сэм подхватил одной рукой девочку, второй рукой взял за руку Еву. Они спокойно прошли к автомобилю, не самому лучшему, но на ходу.
Это не был конец, не было ответов и на половину вопросов, что интересовали Сэма. Но это был новый шаг в неизвестное будущее.

Автомобиль уехал по пустому шоссе в никуда. Вокруг расцветал тихий, одинокий май.